— Господин Постикэ, в каком состоянии сегодня находятся памятники архитектуры в нашей стране?
— Общеизвестно, что памятники находятся в плачевном состоянии. Об этом в последнее время много пишется. За двадцать лет не были приняты регулирующие подзаконные акты, которые должны были провести в жизнь положения закона о защите памятников. И он остался на бумаге. Даже государственный реестр памятников был опубликован лишь в 2010 году.
— Как обстоят дела с государственным финансированием охраны и реставрации памятников?
— На протяжении многих лет финансирование охраны и реставрация памятников, можно сказать, отсутствуют. Государство выделяет ничтожные ресурсы. После 2000 года был отреставрирован ряд монастырей, но это были частные деньги, а не государственные.
Доля финансирования культурного наследия в бюджете Министерства культуры — недостаточная. Так, на музеи идет семь процентов бюджета министерства, на реставрацию — меньше пяти процентов. В других европейских странах культурное наследие в бюджете занимает в среднем 50 процентов, а некоторых странах (например, в Италии) — до 70–80 процентов.
— Какие структуры сегодня задействованы в защите и реставрации памятников?
— До 90-х годов функционировало Общество охраны памятников. Оно финансировалось государством. Общество действовало по всей республике. Когда оно исчезло, на его месте не было создано ничего нового. На местном уровне фактически не существует структуры, которая занималась бы охраной памятников.
Когда-то был реставрационный комбинат с более чем 300 специалистами. Но он был приватизирован, и государство лишилось важного инструмента. Сейчас есть реставраторы, но это уже частные строительные фирмы.
За два с лишним десятилетия так и не было создано системы охраны памятников. Не то что хорошей или плохой, а вообще никакой. Мы постарались создать такую систему. Поставили на ноги Агентство по инспектированию и реставрации памятников. Агентство небольшое, всего шесть человек. Еще один человек специально занимается реставрацией архитектурных памятников в управлении Министерства культуры. Такие малые силы, конечно, сами не могут решить задачу по защите и реставрации памятников. Понятно, что сил агентства не хватает даже на инспектирование.
— Что сегодня означает термин «под охраной государства»?
— Сегодня охрана памятников декларативна. На некоторых зданиях висят таблички c надписью: «Под охраной государства». Это ерунда. Реальная охрана памятников осуществляется не так. Необходимо составить специальный акт между представителем государства и собственником либо арендатором соответствующего архитектурного сооружения. В акте устанавливаются определенные правила пользования памятниками. Собственник должен извещаться о нормах использования памятника и официально согласиться с ними. Государство также должно иметь обязательства. И тогда мы можем сказать, что существует реальная охрана памятников. А сегодня многие из тех, кто владеет памятниками архитектуры, даже не знают об этом.
— Шесть человек в Агентстве по инспектированию и защите памятников плюс один в министерстве… Но есть же целый институт Культурного наследия в Академии наук, а там около 130 исследователей. Вы как-то с ними взаимодействуете?
— Этот институт объединяет три бывших института: археологии, этнографии и искусств. Когда эти три института были объединены, была именно такая идея — решение проблем документирования, защиты и реставрации культурного наследия. Я помню, как говорил на эту тему с президентом Ворониным. Должна была быть создана структура,которая занималась проблемами культурного наследия. Но этого не произошло. Институт действует по старым правилам. Кто-то занимается академическими проблемами, фундаментальными или прикладными, но не проблемами документирования и охраны памятников.
Мы были бы рады, если бы институт занялся бы этими задачами — это огромный ресурс. Но работу там трудно перестроить. Мы думали еще в 2010 году сориентировать институт таким образом,чтобы взаимодействовать с Министерством и вместе решать проблемы. Этот план не удался. Но не все потеряно. Мы думаем пойти другим путем — создать институт памятников при Министерстве культуры. И чтобы эта структура выполняла строго задачи охраны и реставрации памятников.
— Известны проблемы и в области такой базовой вещи, как документирование памятников культурного наследия, а вернее, в отсутствии документации...
— Кажется — странное дело: мы имеем регистр памятников, но это всего лишь список, а паспортов, досье на памятники архитектуры нет.В 80-е годы такие досье делались специальным сектором в Академии наук, но на определенном этапе все было утеряно. Сегодня Министерство культуры не располагает такой документацией.
Для того чтобы ее воссоздать, нужны подготовленные люди, время и деньги. Нужен и специальный институт — культурного наследия или охраны памятников. В России такая структура называется Институт культурного и природного наследия, в Румынии — Институт культурного наследия. В них работают специалисты в области реставрации и документации.
Чтобы реставрировать памятники архитектуры, необходимо создать определенные реставрационные нормы. В советское время существовали такие нормы и положения для всего Союза. Сегодня у нас нет своих регламентов. Институт должен заняться и их разработкой.
В проекте правительственной стратегии «Культура-2020» мы предлагаем прежде всего создать документационную базу памятников культурного наследия, актуализировать все государственные реестры (архитектурные и археологические, нематериального наследия), создать досье на каждый памятник. Только тогда можно будет создать реальную систему охраны памятников.
— Как наш бизнес относится к памятникам архитектуры?
— Давление со стороны бизнеса ощутимо. Бизнес двигается по определенным правилам и имеет определенные интересы. Но у нас бизнес очень жесткий и агрессивный в отношении памятников архитектуры.
В многих местах по периметру общественных парков ведется незаконное строительство. В генплане красные линии как бы есть, но их втихаря меняют в интересах бизнеса. То есть обычно побеждают интересы бизнеса, поэтому мы живем в изуродованном городе, к сожалению.
— Наверное, в любой стране, если позволить, экономические интересы часто будут стоять выше интересов культурного наследия. Гораздо хуже, когда закон нарушают как раз те, кто должен его защищать. В докладе специальной парламентской комиссии, созданной для изучения обстоятельств разрушения ряда памятников национального значения, констатируется, что во многих случаях участвовали государственные институты: прокуратура, суды, структуры местных органов власти и Министерство культуры. Мы говорим, что нужен новый закон, другой бюджет. Но как можно проводить реформу, когда какой-нибудь чиновник лично дает указание снести памятник архитектуры, а Агентство по инспектированию и реставрации памятников проигрывает дела в судах и не имеет никакой поддержки со стороны прокуратуры?
— Были проблемы, в том числе и внутри Министерства культуры. Нужно, чтобы функционеры действовали согласно закону.
В законодательстве у нас есть пробелы. И буквально сейчас, в ходе работы комиссии, был принят ряд очень важных изменений в законодательстве. Так, был изменен закон об охране памятников — были внесены статьи, которые обязывают структуры примэрии утверждать проекты определенным образом. Были пробелы, и чиновники ими пользовались. К примеру, закон от 2010 года об авторизации на строительство. Там не было ни единого слова о том, как дать авторизацию в том случае, если памятник занесен в реестр памятников местного или национального значения. И чиновники в примэриии нтерпретировали закон в свою пользу. Министерство требовало, чтобы проекты строительства проходили через совет при министерстве, но этого не происходило. Теперь этот пробел убран. И сейчас все экономические агенты, которые занимаются строительством, обязаны координировать свои действия с советом при Министерстве культуры и с Национальным агентством по археологии.
— Был случай, когда лично Вы приходили на стройку, убеждали экономического агента остановить строительство, поскольку были обнаружены средневековые подвалы рядом с Армянской церковью. Подвалы все-таки разрушили.
— Если бы эти поправки были бы тогда, министерство остановило бы строительство.
— Я понимаю Вас, когда Вы говорите о том, что нужно улучшать законы. И все же вот такой случай. Существуют два моратория на высотное строительство в историческом центре города. Один — правительства, один — генпримара. Но этажное строительство не останавливается, идет полным ходом. Вот вам закон. Но он не исполняется.
— Это полнейший произвол со стороны местных властей. Но здесь мы бессильны. В 2007 году Генеральный план Кишинева был принят без учета культурного наследия. Тогда представители Академии наук, Министерства культуры дали негативный отзыв генплану. Но эти мнения не были приняты во внимание. И теперь генплан просто не учитывает памятники культурного наследия.
— Что есть закон, что нет закона, — одно и тоже.
— Закон делается для людей, но люди его не соблюдают. И прежде всего, не соблюдают те, кто должны соблюдать их в первую очередь.
И особая катастрофа — в судах. У нас много проблем в стране. Но по-моему, главная — это проблема отсутствия справедливого судопроизводства. Проблема несправедливости, которая произрастает из коррупции.
— Что не устраивает Министерство культуры в Генеральном плане Кишинева?
— Известно, что в случае продления проспекта Д. Кантемира будут снесены 26 памятников архитектуры.
Нет регламентации по высоте зданий. Поэтому и строятся многоэтажки в историческом центре. Должен быть регулирующий документ, который предписывал бы, что здесь можно строить два этажа, там — три, а там — десять, но только там. Понятно, что для бизнеса чем больше этажей, тем лучше. А для центра города — хуже.
Теперь разработан зональный градостроительный план, где расписан каждый район. Но поскольку генплан — с существенным изъяном, то автоматически и зональные планы повторяют его ошибки. Мы сделали свой отзыв на зональный план — отрицательный. Чтобы были разработаны хорошие зональные планы, нужно изменить генплан. Это исключительная компетенция Муниципального совета Кишинева.
— Красноречивый случай. Глава Агентства по инспектированию и реставрации памятников, государственный чиновник, пришел на место разрушения архитектурного памятника по адресу Щусева, 52. Поражает не столько поведение застройщика, сколько полиции. Господину Штефэницэ полицейский открыто говорит: «Не шумите тут». А когда в отношении Штефэницэ совершают насильственные действия, полицейский не предпринимает никаких мер. Можем ли мы представить, чтобы такое могло иметь место в Италии, Китае, Франции? В какой мере полиция понимает задачи защиты памятников, охраны правопорядка?
— К сожалению, у нас нет традиции взаимодействия полиции и Министерства культуры. В последние 10–15 лет развелась т. н. «черная археология»: растаскиваются и вывозятся археологические артефакты. Есть закон, в котором оговорен запрет на использование металлоискателей. И здесь полиция и местные власти должны более активным образом взаимодействовать. К сожалению, до сих пор еще никто из тех, кто промышляет этим делом, не был привлечен к ответственности.
И да, за 20 лет ни один человек не был привлечен к ответственности за разрушение памятников.
Мы инициировали ужесточение Уголовного и Гражданского кодексов в области охраны памятников. Я думаю, осенью поправки будут приняты. И полиция будет иметь уже новый, более эффективный инструмент для защиты памятников.
— Насколько Вы оптимистичны в своем прогнозе о голосовании парламента за создание института по защите памятников?
— В парламенте нас поддерживают во всех депутатских фракциях. В правительстве мы тоже дискутируем на эту тему. Конечно, создать новую структуру непросто. Но государство должно взять на себя ответственность за защиту культурного наследия. Иначе все памятники останутся только на бумаге.
